Музыка. История с географией

— Я музыку терпеть не могу, классику там всякую, Бах, Бетховен, тоска зеленая! — с вызовом сказала я более старшему мальчику, который познакомился со мной на катке. Он был не из нашего двора и уж тем более не из нашей школы, которая находилась на другом конце города. То, что он обратил на меня внимание, было событием из ряда вон выходящим. Я была в седьмом классе, но вторичные половые признаки еще были в завязи, цвести им было ещё очень не скоро. Мальчик был старше и учился уже в девятом, был высокий и с усиками. Я тут же приврала, что учусь в восьмом и дальше меня, что называется понесло.
— Я играю на гитаре, мне папа подарил. На шестиструнной, конечно. Как что? Битлов, разумеется!

Мальчик смотрел на меня с уважением.
-У меня собака есть. Колли. Умная, как человек. С ней отец занимается, дрессирует. Первое место на выставке!
На этих самых словах я вижу появляющееся из темноты удивленное лицо отца, который решил встретить меня с катка. И радостно несущегося ко мне Дика, нашу рыжую дворняжку, которому до колли так же далеко, как мне до Джины Лолобриджиды. Мне становится чертовски стыдно, что я так нелепо попалась, и так много наврала, хотя вроде бы к этому не склонна.
— Ну, пока, — пытаюсь я сказать небрежно, но получается как-то жалобно.

Папа берет меня за руку, и становится понятно, что я ещё маленькая девочка с дворняжкой, а не девушка с колли, играющая на гитаре Битлов.
Правдой было только то, что папа действительно подарил мне гитару на Новый Год, и я, проводя рукой по пустым струнам, пыталась подобрать самые простые аккорды. И зачем я так легко сдала Баха с Бетховеном? Хорошо, хоть, что Чайковский не пострадал. Я как раз разучивала к экзамену Осеннюю песню из Времён Года. Причём чуть ли не валялась у учительницы в ногах, что бы та разрешила сыграть, потому что по её мнению я была к этому не готова. И в школу у чёрта на рогах я езжу с первого класса, потому, что она не простая, а с музыкальным уклоном, где все дети обладают хорошими музыкальными способностями, а музыкальные предметы идут вперемешку с общеобразовательными. И точно так же, как я сейчас просила купить мне гитару, я, шестилетняя, умирала, стоя рядом с детсадовским пианино.

А Битлз слушает старший брат моей подруги, студент. И очень веселая компания его друзей. Вот возьму и научусь играть на гитаре, тогда они обалдеют! А Michelle будет даже не хуже, чем Осенняя Песня, а может и лучше! Да, да, лучше!
Я вспомнила этот эпизод, что бы понять; когда же появилась музыка в моей жизни? В каком возрасте человек начинает воспринимать музыку? И что же это такое?

Следующий эпизод. Я — в детском саду. Мы живём в военном городке под Минском. Я сижу рядом с магнитофоном «Комета», в десятый раз слушаю песню «Ваши пальцы пахнут ладаном». То, что эта песня Александра Вертинского, я узнала гораздо позже. С магнитофонной бобины исполняет её для меня ленинградский певец Юрий Чванов. Голос у него — то, что называется бархатный баритон, низкий и проникновенный. Цыганская манера чуть-чуть всхлипывать на верхних нотах, рвет моё пятилетнее сердце в клочья. Слова мне практически все понятны, я часто бываю с бабушкой в церкви. И запах ладана, и печальные лики святых, и далёкий и прекрасный рай, это я понимала. Только одно было непонятно.

«Ничего теперь не надо нам, никого теперь не жаль.» Почему никого не жаль? Мне было как раз таки очень жаль всех. И пахнущие ладаном прекрасные пальцы, и Юрия Чванова, которого я никогда не видела, и бабушку, по которой очень скучала, и особенно себя. Себя было просто ужасно жаль. Жаль, что не могу прямо сейчас оказаться в домике в станице Отрадная, где мы с бабушкой жили, пока родители работали на Севере. В деревенской косенькой церкви, стоящей через забор, тоже звучала музыка. Все певчие были, что
называется, местные кадры. Бабульки в беленьких платочках, старались, конечно, как могли, фальшивили нещадно, но это я уже потом поняла, когда постарше стала. Так вот, прекрасная печаль навсегда отравила моё сердце и осталась со мной, как неизъяснимое духовное озарение, которое я потом буду с трепетом блаженного узнавания переживать в произведениях Чайковского, Шопена. Баха и Бетховена, Стинга и Фрэдди Меркьюри. Так почему же печаль? Что может печалить жизнерадостную, маленькую девочку и все ещё не менее жизнерадостную взрослую женщину, это я про себя что ли? И печаль эта светла и невыразимо прекрасна. Это не в коем случае не зелёная тоска, и не обида. Не хандра и не депрессия. Это то, когда люди плачут от радости, когда уровень счастья настолько сильно зашкаливает, что проливаются слёзы. Это — когда настолько сильно любишь, что готов умереть. Это — когда особенно остро ощущаешь хрупкость и быстротечность жизни и допускаешь, что, возможно, этот день — последний. Это — когда ты понимаешь, что наша рутинная телесная жизнь с ежедневными подъёмами, обедами, счетами, несварением желудка, обязанностями, не имеет ничего общего с миром, который можно легко себе придумать, особенно если много читаешь, и имеешь богатое воображение. Да и не происходит в обычной жизни и десятой доли того, что ты можешь придумать за полчаса перед тем, как заснуть. В общем трагедия — куда более высокий жанр, чем комедия. Ну, а чтобы очутиться в этом мире достаточно просто сесть за рояль, или поставить пластинку. Музыка — это ключ, который открывает потайные дверцы подсознания, где есть абсолютно всё, что тебе не хватает в реальной жизни — ожившие воспоминания, предвкушение небывалого счастья, предчувствие любви, ощущение силы, могущества и таланта, свободы и уязвимости, секса, безудержного веселья и напрасных сожалений.

Почему на меня так действует минор? Почему пониженная третья ступень в ладу вызывает у меня грусть? Да разве только у меня? Почему абсолютно все дети могут определить минор это или мажор, потому что чувствуют, что минор — грустно, а мажор весело. Почему русские народные песни пронизаны насквозь минором, как тело кровеносными сосудами? Вот и кончилась первая романтическая часть моего рассказа. Дальше — никакой романтики. Сплошная физиология. И география.

А просто у нас климат такой. Солнца мало. Гормон счастья не вырабатывается в достаточном количестве. И единственное, что можно сделать — это возвести печаль на пьедестал, сделав её прекрасной. И наслаждаться этой красотой, как наркотиком. Тем более, что веселиться получается только три месяца в году, да и то во второй половине августа становится понятно, что всё. Приплыли. Осень. Те, которые не обременены особо тонкой натурой, могут просто погрустить в такт, тяпнуть рюмашку, утереть слезу, эх, душевно поёт братуха, давай «Ветер северный, как там, зла не меряно», испытать чувство сопричастности, узнавания, и, глядишь полегчало!
Когда вы страдаете от неразделённой или потерянной любви, вы никогда не станете слушать, как кому-то хорошо и весело. Или наоборот, попробуйте, когда вам весело, послушать что-нибудь меланхоличное. Сознание воспротивится ужасно. Эй, выключи шарманку! Музыка, как это не прискорбно, вовсе не искусство в себе, а очень утилитарная вещь, абсолютно предсказуемым образом действующая на Homo Sapiens. Вибрации, частоты, тембра. Колебания воздуха, фиксируемые барабанной перепонкой. Давным давно у меня был сенбернар, по имени Дэвид, названный так в честь Дэвида Боуи. Так вот, как только я садилась за пианино и начинала петь, он садился рядом и принимался выть. Какая-то высокая частота в моём голосе резонировала с его чувствами, и он выражал их как умел. Громко и с упоением. Соседи жаловались в милицию. Мне было и смешно и досадно. Творить не было никакой возможности. А что касается минора, то он просто резонирует с ощущением очередного хмурого утра или с осознанием, что ничего не изменить, или укрепляет нас в мысли, что всё тщетно. А мысль эта приятна, потому что оправдывает исконно русскую лень. Недавно я видела ролик, который собрал рекордное количество просмотров. Мама пела полугодовалой малышке песню. На своём родном английском языке. Весьма профессионально. Песня была полна драматических коллизий, и голос этому вполне соответствовал. Малышка сначала улыбалась, но потом по её личику потекли слёзы и на лице отразилась страдание. Потом она снова улыбалась, потом кривилась и молча плакала. Казалось, она сопереживала. Восторженные комменты гласили — невероятно эмоциональный младенец, так чувствует песню! Даже в новостях говорили про этот ролик. Внимательно посмотрев его ещё раз, я заметила, что ребёнок начинал улыбаться, когда заканчивалась музыкальная фраза и мама переводила дух. На особенно драматических верхних нотах девочка начинала страдать. Тут и вспомнился мне Дэвид Боуи, и сенбернар Дэвид. Какая -то частота в мамином голосе очень тревожила малышку, а когда пытка заканчивалась- она улыбалась.

Музыка начинается тогда, когда звуки, эти тембрально окрашенные колебания воздуха совпадают с нашей конкретной эмоциональной вибрацией на текущий момент. Музыка, как наркотик усиливает, делает гораздо ярче и объёмнее наши эмоции и мы даже переживаем своего рода катарсис, как оргазм.

Идём дальше. Я очень люблю джаз. Причём такой, каким его играли Джорж Гершвин, Оскар Питерсон, Луи Армстронг, Диззи Гилеспи. Пели Элла Фитцжеральд и Билли Холидэй. Мажорный, очень мелодичный, расслабленный, местами меланхоличный, но всегда действующий на меня определённым образом. Мне становится беззаботно и хорошо, уходит спешка, беспокойство, хочется сказать: «Как же прекрасен этот мир!». Мой учитель по специальности говорил мне перед экзаменом:
— Ты же Гершвина играешь, расслабься! Представь, что ты такой старый негр, типа Оскар Питерсон, пальцы короткие, толстые, как сардельки, но играет, вообще непонятно, как он так потрясающе играет! Не суетись, ты как будто бы вечером в баре сидишь за старым немецком рояле, на крышке стоит стакан с виски и тебе просто хорошо!!!
Георгий Фёдорович закатывал глаза, живо представив себе эту нереальную для советской, пусть даже специализированной, музыкальной школы картину. Я тоже со своим воображением оказалась в прибрежном баре, полном расслабленных танцующих красивых людей, и готова была для этого стать кем угодно, даже старым негром.

Я теперь в любой момент могу принять лекарство, которое делает жизнь прекрасной, просто поиграв Гершвина.
Музыка выражает мысли и чувства. Выражает своим музыкальным языком. Так же, как и обычному языку ему приходится учиться. Самый простой понимают все. Но, чем больше ты слушаешь и чем больше играешь, тем больше удовольствия находишь в сложном сочетании голосов и инструментов, смещении ритмических долей, оригинальности музыкальной мысли и нетривиальности музыкальной формы. И вот тут начинается — печально известные фразы «Сумбур вместо музыки», «Музыка для музыкантов» и прочие ярлыки, которые отсекают 90 процентов потенциальных слушателей. Если быть честными, то у них и на самом деле от такой музыки скулы сводит. Оставшиеся 10 процентов попадают в категорию избранных, что существенно повышает их самооценку, и яростно шикают на ерзающих на неудобных стульях в филармонии неофитов. Теперь подходим к самому главному. К людям, которые музыку создают. Сочиняют и исполняют. И получают от этого колоссальное удовольствие. И, если очень повезёт, большие деньги.

Я люблю музыкантов. Это каста. Это те дети, которым любовь к музыке прививали отцовским ремнём и мучили, заставляя играть гаммы. Унижали морально, давая в руки дурацкую неудобную папку на верёвочках, скрипку в футляре, а некоторым бедолагам так вообще виолончель. Те, которым не удалось соскочить и заявить родителям, что лучше смерть, чем музыкальная школа, как-то незаметно начинали любить музыку, потому что научились её воспроизводить. И попадали под влияние вибраций, которые вызывали эйфорию. Начинали заниматься, как бешеные и, годам к 15 окончательно понимали, что уже не мыслят своей жизни без музыки. Как наркоманы, которые научились синтезировать наркотик прямо в собственном теле. Они навеки остались детьми и распиздяями, потому что не успели побыть распиздяями в детстве. Инструмент становится их продолжением. Радости их весьма специфичны. От удачно сыгранной фразы можно чувствовать себя неимоверно счастливым целый день. Фальшивая нота вызывает зубную боль. Репетиция превращается в праздник. Концерт — в феерию. Они чувствуют себя производителями дури, великими фармацевтами, которые раздают волшебные пилюли. От плохого настроения, для сладостной печали, для военных подвигов, для нагнетания ужаса, для пробуждения любви, для глумления над любовью, для связи с Богом и для шабаша с Дьяволом. Хотя, если честно, им плевать на вас, жалких потребителей, они играют для себя, они наслаждаются волшебными вибрациями, а вы можете лишь подключиться к ним, как к проводнику и тогда тоже почувствовать то, что чувствуют они. И теперь уже вы отдаёте им свои волшебные вибрации. Вы теперь одно целое. Спасибо! Спасибо! Я люблю вас! Не вижу ваши руки!!! Занавес!